Глава 11

Странствования молодого парнишки, выбравшего себе новый жизненный путь. – Желание жить трудом своих рук. – Встреча лицом к лицу с голодом.

После того, как Барух пробыл в ряде местечек значительное время, он прибыл наконец в Лиозну. Там он сразу же засел за учебу в Большом бет-амидраше. Барух сэкономил немного денег на различных тяжелых работах, выполненных им во всех местечках, в которых он побывал раньше. Как бы малы ни были его заработки, его суточные расходы были еще меньше. Ломтик черствого хлеба и что-нибудь к нему, и он был сыт. Обувь, одежда имели для него мало значения. Поэтому он смог привести с собой в Лиозну малую толику денег, в его глазах – целый «капитал», что должно было обеспечить его потребности надолго.

Следовательно, Барух мог теперь без свяких помех сидеть в бет-амидраше и с большим прилежанием заниматься Торой. Это время было для него, семнадцатилетнего юноши, действительно счасливое, – без дум и забот о добывании средств на жизнь он мог теперь целиком предаться своему любимому занятию – учебе.

Когда такой юноша, как Барух, прибывший откуда-то, садится в бет-амидраше изучать Тору с большим прилежанием, не требуя ни от кого помощи хотя бы на грош, – естественно, что такое редкое явление должно было вскоре привлечь общее внимание. Служка бет-аМидраша, р. Эзра, был первым, который начал присматриваться к усердствующему в учебе юноше. Он спросил Баруха, не нужна ли ему помощь питанием и другими потребностями. На это Барух ответил по своему обыкновению, что ему ничего не нужно и он не желает чьей-либо помощи.

Барух, для которого бет-амидраш стал домом, часто помогал служке по его работе. Он помогал ему подметать пол, приносил воду для рукомойника и выносил использованную молящимися воду. Он помогал зажигать свечи и лампы в канун субботы и в будние дни. Барух стал у р. Эзры чуть ли не помощником служки бет-аМидраша. Р. Эзра хотел за это чем-либо отблагодарить Баруха. Но Барух отказался принимать от него какую бы то ни было плату за свой труд. Он говорил, что он делает это из чувства благочестия и что он ни в чем не нуждается. Если же ему что-либо понадобится, он займется черной работой и заработает, сколько ему нужно. А сейчас он ни в чем не нуждается.

Р. Эзра пожимал плечами. Такого человека, как Барух, он еще не встречал. Он рассказал старосте синагоги р. Элиезер-Зунделю о Барухе, сильно восторгаясь им. О нем прослышали и остальные прихожане Большого бет-аМидраша, собиравшиеся для ежедневной молитвы. Они и сами уже приметили юношу, с таким энтузиазмом изучающего Тору.

– Кто он, откуда он явился? – спрашивает староста р. Элиезер-Зундель.

Служка пожимает плечами. Он не может ответить на эти вопросы.

– Я не смог добиться от него этих сведений, – говорит р. Эзра. – Видно, он это скрывает.

Староста р. Элиезер-Зундель пытается сам поговорить с Барухом и узнать от него о его родителях и о том, что привело его в Лиозну. Он тоже предлагает позволить ему позаботиться о его нуждах. Но Барух отказывается говорить о том, откуда он явился и почему он избрал своим местопребыванием именно Лиозну. Он заявляет старосте также, что ничья помощь ему не нужна.

Староста убедился, что от Баруха он ничего не добьется, он упорный. Тогда он обратился к служке и сказал:

– Я ничего с ним не поделаю. Попытайтесь Вы еще раз. Нужно же узнать, кто он такой. Нельзя ведь дать ему умереть с голода.

Р. Эзра набрался смелости и начал приставать к Боруху, требуя сказать ему, кто он и откуда он явился. Служка больше от него не отставал и захотел чуть ли не силой взять его к себе в дом, чтобы накормить.

– Нельзя ведь человеку так изводить себя, – убежал р. Эзра Баруха. Но Барух продолжал упорствовать. Когда он увидел, что ему не выбраться из цепких рук р. Эзры, он оставил Большой бет-амидраш и перебрался в небольшую синагогу на окраине местечка. Там никто его не обременял. Он мог продолжать жить по-своему.

Но Барух обнаружил, что небольшое количество денег, которые он привез с собою в Лиозну и на которые он кое-как просуществовал до этого, начинают таять и скоро совсем кончатся. Еще день-другой, и у него не на что будет купить себе кусочек хлеба. Тогда он начал экономить и урезывать даже порцию черствого куска хлеба. Начал он тогда также искать себе какие-либо заработки. Он вышел на улицу искать себе работу. Он хотел заняться переноской тяжелых грузов, но он вскоре обнаружил, что в Лиозне таких грузчиков слишком много и все они семейные люди.

– Я не лишу их заработков, – решил про себя Барух, и начал искать что-либо другое.

Он хотел стать водоносом. Оказалось, что в Лиозне слишком много бедняков, которые не могут позволить себе такую роскошь – платить за доставку воды в дом. Они сами шли к колодцам и речкам и обеспечивали себя водой. Более зажиточные жители местечка давно уже имели своих постоянных водоносов. Отнять у кого-либо из этих водоносов их хлеб? Б-же упаси! Это означало бы ведь совершить вопиющую несправедливость.

Барух пошел бы колоть дрова. Но в Лиозне было достаточно бедняков, готовых выполнить любую, даже самую тяжелую работу, лишь бы заработать на кусок хлеб. С этой беднотой он конкурировать не станет.

Баруху стало не по себе. Сердце его наполнилось горем, страданиями за весь этот бедный, обездоленный люд, за всех тех, кому приходится с таким ожесточением бороться за свой хлеб насущный. Он уже укорял себя за то, что он не был достаточно экономным до этого. Надо было меньше кушать, тогда денег хватило бы на более длительное время. Но немного денег у него все еще осталось. И он начал еще больше экономить, довольствоваться еще меньшим, чем раньше. Это значит, что он попросту голодал понемногу. В определенные дни недели он постился. И в то же время он продолжал изучать Тору с еще большим рвением, с величайшим энтузиазмом.

Прихожане этой небольшой синагоги на окраине Лиозны были все очень бедными людьми. Каждый был занят своими делами, имел свои заботы. Никто не обратил внимание на юношу, сидевшего в синагоге и изучавшего Тору. Никому и в голову не приходило подумать, на какие средства он существует и как он живет.

По его бледному, исхудалому лицу можно было видеть, что Барух терпит голод. Но евреи, жители окраины местечка, прихожане этой синагоги, привыкли видеть такие полуголодные, исхудалые лица. Для них это не было новостью.

Единственным человеком, внимательно присмотревшимся к Баруху, был старик, который также нашел себе убежище в этой синагоге. Синагога была слишком бедной, чтобы содержать платного служку и других священнослужителей. Поэтому обслуживал синагогу этот старик в качестве как бы штатного служки; на самом же деле он за это плату не получал. Время от времени перепадало ему кое-что от того или иного сердобольного прихожанина, и на это он существовал.

Старик этот хорошо знал, как велика была прилежность в учебе этого молодого талмудиста. Он знал также, что ему нечего есть. Он видел, чем и насколько малым Барух довольствуется. Но у него самого не было ничего такого, что он мог бы предложить Баруху; он не знал также примет ли Барух от него, если он ему и предложит свою помощь. Вообще старик держался вдали от Баруха. Будучи простым человеком, еле умевшим читать, он попросту не смел подружиться с ученым юношей.

Так прошла зима и наступила весна. Находясь на окраине местечка, Барух был теперь более близок к природе, которую он так любил. Теперь он начал совершать длительные прогулки за местечком. Солнце сияло и грело по-весеннему, небо было ясное, земля покрылась зеленью, начали цвести деревья, леса и поля наполнили воздух прелестными запахами, птички пели, насекомые жужжали. Было именно то время, когд Барух смог вытянуться на лугу под деревом и предаться мечтам. На открытом воздухе он мог также отдаваться учебе с большим рвением. Ему легче было забыть свой голод и сильнее углублиться в вопросы мироздания.

С наступлением праздника шавуот заметил Барух, что вот-вот улетучатся последние его монетки. На святой праздник ему нужно было запастись по меньшей мере халой на кидуш. Святой праздник, день дачи нам Торы, ни в коем случае нельзя нарушать. Что ему оставалось делать? Он постился несколько дней подряд, чтобы сэкономить на нужды праздника.

А что же будет после йом-това? В кармане ведь ни гроша. Это его очень огорчило. Но он злился на самого себя, он сам себя резко укорял. Как это можно чувствовать себя таким потерянным? А где его упование на Б-га? Барух тогда изучил уже много книг по муссару (этике). Он знал, как велико достоинство упования. Однако, применимо ли такое упование и тогда, когда оказываешься совершенно беспомощным, без гроша за душой? Барух чувствовал, что он должен подняться на такую моральную высоту, чтобы даже в таком тяжелом положении, в каком он очутился сейчас, он ни на минуту не терял надежду на Б-га. Не должен он спрашивть: как, когда и чем? Он должен во всем полагаться на Б-га, который питает все живое, в том числе и его самого.

И вообще, время было как раз такое, что нельзя было предаваться сейчас унынию. Приближался праздник шавуот, а природа так прекрасна! Стоило только выйти на воздух, оставив позади себя местечко с ее бедностью и повседневными заботами и соединиться целиком с чудесным Б-жьим творением. Какая красота чувствовалась тогда и какая радость охватывала сердце! Где там заботы, где страдания? Это был мир, где все пело славу своему Творцу! В такое время Барух чувствовал себя частью вселенной и тем самым – частью самого Творца. В такие возвышающие душу моменты нельзя думать о ничтожных потребностях ничтожного тела. Душа целиком побеждает тело.